Елена Верейская - Три девочки [История одной квартиры]
– Наташа, почему у Кати глаза заплаканы?
– Не знаю, папа, – как-то само собой вырвалось у Наташи.
– Не знаешь? – переспросил Леонтий Федорович как будто совсем спокойно, но Наташино сердце куда-то сразу ухнуло, и вся кровь бросилась ей в лицо. Отец повернулся на каблуках и молча сел к своему письменному столу. Наташа, еле переводя дух – так сильно билось сердце, – выскочила из комнаты и в прихожей остановилась.
Что же это?.. И с Катей сегодня так нехорошо вышло, – весь день это ее мучило, а сейчас еще и папе солгала. Солгала папе! Этого с ней еще никогда не случалось… Она же хорошо знает, почему Катя плакала… Но почему-то невозможно, почему-то стыдно сказать папе, что она знает…
Наташа стояла одна посреди прихожей и думала. «Ну и что? … Ну и что?.. – убеждала она себя. – Я же ничего плохого не сделала… Катя же сама отказалась идти. А только зачем я Люську послушалась?!»… Ей снова вспомнилось Катино лицо в приотворенной двери, и она вдруг почувствовала, что не сумеет встретиться с Катей так, как будто ничего не произошло. А с папой как быть? Признаться ему, что солгала?.. Нет, нет, этого она ни за что не сможет!
В Катиной комнате был свет, – значит, она дома. А вдруг она сейчас выйдет и увидит здесь Наташу?.. Нет, нет, не надо!..
Наташа вернулась в комнату и легла в постель.
* * *Ведь как будто ничего особенного и не случилось, никто ни с кем не ссорился, никто ни в чем Наташу не упрекал, а вся жизнь у нее как-то разладилась. Папа не сказал ей больше ни слова о Кате, но Наташа чувствовала, что он за ней украдкой наблюдает. Мама, казалось, ничего не замечает. Люся по-прежнему дурачилась, льнула к Наташе и тормошила ее, но Люсина веселость ее раздражала, и она несколько раз резко обрывала Люсю. Люся обижалась и плакала, но через полчаса все забывала, и снова по всей квартире звенел ее смех. Наташа старалась поменьше встречаться с ней.
Сложнее всего было с Катей. Как ни убеждала себя Наташа, что она ни в чем не виновата, – она никак не могла найти с ней нужного тона и потому изо всех сил избегала Катю. Катя это сразу почувствовала и тоже старалась не показываться Наташе на глаза. И чем дальше, тем невозможнее казалось Наташе просто подойти к Кате и заговорить с ней по-хорошему.
Так прошло два дня. Был тихий вечер. Леонтия Федоровича не было дома. Софья Михайловна читала лежа на тахте. Наташа бесцельно бродила по комнате. Она попробовала была тоже читать – не читалось. Начала вышивать – сразу уколола палец и бросила. Она подошла к окну. Лил мелкий надоедный дождик. Блестел сквозь деревья мокрый асфальт, отражая свет уличных фонарей и пробегавшие трамваи. Прохожих почти не было. Наташа выбежала из комнаты и на цыпочках, стараясь не шуметь, бросилась к «разговорке».
Занавеска была плотно задернута. Наташа отвела рукой ее край и скользнула в закуток. Да! Забиться в угол, побыть одной, успокоиться, обдумать… Она шагнула к сундуку и вздрогнула: легкий шорох послышался в углу. Или показалось? Наташа осторожно протянула вперед руку и наткнулась на чье-то теплое плечо.
– Кто это? – вырвалось у нее шепотом.
– Я… – раздался из угла сдавленный голос. У Наташи перехватило дыхание.
– Катя?..
– Да…
– Ты что… здесь?..
Катя не ответила. Молчала и Наташа, не зная, что же теперь делать. В углу вдруг раздался сдержанный всхлип.
– Катя!.. – тихо произнесла Наташа. Катя не выдержала и всхлипнула громче.
– Катя!.. Катюшка!.. – Наташа вскочила коленками на сундук, обхватила руками худенькое Катино тело, прижалась и, плача и смеясь, заговорила быстро и горячо:
– Катюшка… ну чего ты?.. Глупая!.. Мы обе глупые, ну чего ревем?.. Знаешь, я все эти дни мучаюсь. Это все Люська, дура… Нет, я сама виновата… Ну, не плачь… Ну, об чем?..
– Я… я сама не знаю… – бормотала Катя и в свою очередь крепко обняла руками шею Наташи, – а только мне сегодня… так грустно…
– Ну, не плачь… Ну, расскажи мне все-все, – шептала Наташа. – Тебе тогда очень хотелось пойти с нами? Да?
– Очень… Я всегда одна… Хотелось… с тобой…
Катя еще теснее прижалась к Наташе.
– Когда ты придумала эту «разговорку»… Я так обрадовалась. Я думала… мы будем вместе… – говорила она, все еще всхлипывая.
– Будем, Катюшка! Будем! Мы будем подругами… такими!.. Знаешь, такими, чтоб друг за дружку в огонь и в воду!.. Хочешь?.. Катюшка!.. Ну, Катюшка же!..
И Наташа схватила Катю за плечи и затормошила ее.
– Наташа! – начала было Катя, но вдруг сжала Наташину руку и вся замерла. – Тш-ш…
Обе притихли. По «классной» быстро шлепали босые ноги Люси.
– Хоть бы она на кухню, – шепнула Наташа, но через мгновение край занавески отдернулся, и Люся влетела в «разговорку».
– Ай! Кто здесь? – испуганно вскрикнула она.
– Это мы. А ты чего? – спросила Наташа как можно спокойнее.
Люся громко расплакалась.
– Ой, как вы напугали меня!.. А мне мама задачу задала… а она… не выходит!..
Наташа вскочила с сундука.
– Катюшка! Пойдемте все вместе Люсину задачу решать! крикнула она весело.
* * *Поздно вечером, лежа в постели, Наташа долго думала, – как же быть с папой? Как дать ему понять, что с Катей теперь все хорошо?.. Но дать понять так, чтоб ничего-ничего не рассказывать о том, что произошло…
Леонтий Федорович сидел за столом и писал. Софья Михайловна уже спала. Наташа напряженно смотрела на широкую спину отца. «Оглянись, папа! Ну, оглянись же!» – просила она мысленно.
Но папа не оглядывался.
Наташа набрала в грудь побольше воздуха и, стараясь говорить самым безразличным тоном, сказала:
– Знаешь что, папа? Когда мы следующий раз пойдем в Русский музей, давай снова посмотрим те же залы. И ты опять расскажешь то же… Я с удовольствием послушала бы еще раз… А кстати… и Катя послушает.
Леонтий Федорович встал, отодвинул резким движением стул и быстрыми шагами подошел к Наташе.
– Хорошо, Натулька. Так и сделаем, – сказал он серьезно, без улыбки, и нежно поцеловал ее в лоб.
«Натулька»! – радостно отозвалось в Наташином сердце. Через несколько минут она сладко спала.
Когда она проснулась и открыла глаза, за окном стояло яркое солнечное утро. Папы в комнате не было, кровать его была застлана. Наташа поняла, что проспала. Дверь открылась, вошла мать.
– А! Выспалась, сонуля? – спросила она весело, наклонилась над Наташей и затормошила ее.
– Мамка моя! Ну пусти, я буду одеваться!
– Постой. Расскажи мне теперь всё, как было.
– А ты… знала?
– А ты что же думала, – твоя мама глупая, ничего не видит?
– Ах ты… какая!.. – Наташа погрозила матери пальцем. – Хитрая!.. А сама молчит!
– А что же мне в твои дела мешаться? – улыбнулась Софья Михайловна. – Большая, выпутывайся сама.
Наташа внимательно посмотрела в пытливые глаза матери и подробно, без утайки рассказала все, что пережила за эти дни.
Глава IV
– Папка, – сказала Наташа недовольным тоном, глядя, как отец задергивает штору и зажигает лампу над своим письменным столом, – послушай, мы же на этой квартире еще ни разу не сумерничали.
– Сумерки, очевидно, здесь отменяются, – с комическим вздохом прибавила Софья Михайловна.
Леонтий Федорович оглянулся в нерешительности.
– Леня, а может быть, и правда, нам с тобой отдохнуть сегодня? – спросила его жена.
– Отдохнуть, отдохнуть, отдохнуть! – запела Наташа и, прежде чем он успел ответить, подскочила к балконной двери, одним рывком шумно отодвинула штору, погасила лампу и, схватив отца за руки, потащила к тахте.
– Ну, что с вами делать! Уж ладно, – сдался Леонтий Федорович, как бы нехотя.
– Не притворяйся, папка! Сам рад до смерти! – ликовала Наташа. – А девочек можно позвать?
– Чего же, зови!
Через минуту Катя и Люся вбежали в комнату. Леонтий Федорович и Софья Михайловна уже сидели, забравшись с ногами в самую глубину широчайшей тахты. В комнате стоял полумрак. День был дождливый, с нависшими темными тучами, и в раскрытую дверь балкона врывались струи резкого ветра.
– Чур, я в середку! – крикнула Люся, вскочив коленками на тахту и забираясь в узкий промежуток между Наташиными родителями.
– Люська! Это мое место! – крикнула Наташа возмущенно.
– Ну, только на сегодня! Ну, пожалуйста, ну, Наташа!.. – умоляла Люся.
– Наташа, ты иди к папе, – сказала Софья Михайловна, многозначительно указав ей глазами на Катю, присевшую на стул, – а Катя ко мне.
– Ничего… я тут. … – пролепетала она.
– Ну, без разговоров! А то я дедушке пожалуюсь, что ты меня не слушаешься. Марш сюда! – И Софья Михайловна шутливо погрозила ей пальцем.
Катя, смущенная, пересела на край тахты.
– Ну, что это за упрямая девчонка!
Софья Михайловна сгребла Катю в охапку, втащила в глубину тахты и крепко обхватила рукой, совершенно закутав в угол большого пухового платка, накинутого у нее на плечах.
